Я подумал об ужасах, которыми начал бы сейчас стращать моего собеседника дед Артур, но сразу же понял, что здесь адмиральские заклинания имели бы минимальный эффект. Проведя шестьдесят лет в этом унылом месте, Сэмюэл Мак-Горн не нажил богатств, ему нечего было терять, и всякие угрозы были для него совершенно неопасны: по сравнению с этой лачугой тюрьма показалась бы ему шикарным отелем.

Это было так трогательно, так по-настоящему, что я – может быть, первый раз в жизни – просто сказал правду:

– Да, мистер Мак-Горн. Я агент секретной службы. Я пришел, чтобы освободить вашу жену.

Он медленно покивал головой.

– Это будет хороший поступок, мистер Кэлверт. Но вы не знаете, с какими хищниками придется иметь дело.

– Я хорошо знаю, что мне не грозит, мистер Мак-Горн. Мне, например, не грозит повышение по службе или благодарность от начальства. Но я так же хорошо знаю, что мне грозит, и трезво оцениваю свои силы. Прошу вас, доверьтесь мне. Все будет хорошо. Вы воевали?

– Вам кто-то сказал об этом?

– Нет, это чувствуется.

– Спасибо. – Его плечи распрямились. – У меня за плечами двадцать два года службы. Я был сержантом в пятьдесят первом полку.

– Сержант! И к тому же пятьдесят первый полк! Отлично, мистер Мак-Горн. Многие, и не только шотландцы, говорят, что в мире никогда не было лучшего полка!

– Сэмюэл Мак-Горн не станет возражать. Я уверен, были полки и похуже… – На его лице промелькнула тень улыбки. – Но я понимаю, что вы хотите сказать, мистер Кэлверт. Солдаты пятьдесят первого полка не отступают и не сдаются… – Вдруг он сорвался с места. – Хватит болтать! Я иду с вами.

– Спасибо, – тепло, почти ласково ответил я. – Вы уже достаточно навоевались. Оставьте это молодым.

– Пожалуй, вы правы… Наверняка теперь мне не поспеть за вами в походе.

Он сел в кресло. Я подошел к двери.

– Спокойной ночи, мистер Мак-Горн. Скоро она будет тут.

– Скоро будет тут… – Он взглянул на меня. Его глаза увлажнились и загорелись надеждой.

– Знаете, – прошептал он, – я в это верю…

– Верьте. Я сам приведу сюда вашу жену. И ничто не доставит мне большего удовольствия. Ждите меня в пятницу утром.

– В пятницу утром? Так скоро?

Он смотрел вдаль. Он смотрел, не замечая меня, стоящего в проеме двери. Он смотрел сквозь меня, надеясь отыскать в бездонном пространстве находящуюся за миллиарды световых лет звезду, и видел, как она, еще недавно все дальше уходившая в черноту космоса, вдруг начала стремительно возвращаться.

Его лицо залила улыбка искреннего облегчения.

– Я не сомкну глаз в эту ночь, мистер Кэлверт. И в следующую ночь тоже.

– Зато в пятницу вечером вы сможете уснуть обнявшись.

Крупные слезы стекали по его морщинистым небритым щекам. Я тихо закрыл за собой дверь, оставляя его наедине с мечтами и надеждами.

Четверг, 2.00 – 4.30

Я подплывал к следующему острову, и все силы природы снова восстали против меня. Туман начал сгущаться, а большие волны, швыряя меня на невидимые рифы, сдавливали дыхание и покрывали тело синяками. К физическим мукам добавлялись страдания душевные, поскольку одно лишь воспоминание о команде, оставшейся на «Огненном кресте», способно было наполнить меня самыми мрачными предчувствиями. А если добавить к этому, что условия новой стоянки из-за множества рифов еще более сложные… Лучше было вообще об этом не думать.

Но вместе с тем мне подумалось о вещах еще более печальных. Я представил себе, что будет чувствовать старый Сэмюэл Мак-Горн, если я не выполню своего обещания. Потом я вспомнил черные круги под глазами Сьюзан Кирксайд, потом – боль в глазах младшего Макдональда и решил, что чем больше я буду об этом думать, тем труднее мне будет сделать для них что-то по-настоящему полезное.

Рифы расположились здесь таким образом, что создали бухту, своего рода естественный порт, где стояли на якоре два рыбацких кораблика. Я надеялся, что никто не заметит с берега мою фигуру, влезающую на борт одного из них. Во всяком случае услышать мою возню было невозможно. Единственную опасность представлял луч света, отбрасываемый фонарем, что был прикреплен на крыше ангара, служащего для разделки акульих туш. Но я даже полюбил этот опасный свет – ведь он служил прекрасным ориентиром для Шарлотты и деда Артура.

Кораблик, на который я попал, был, скорее, большой, пятнадцатиметровой и, судя по очертаниям, не боящейся ураганов моторной лодкой. В течение двух минут я обыскал все судно. Здесь не нашлось ничего, указывающего на то, что в свободное от рыбной ловли время его команда занимается чем-нибудь еще. Например, детской игрой в кубики с использованием золотых слитков. Это была самая обычная рыбацкая посудина. Это значило, что на Земле еще есть люди, не связанные с пиратами, а такая информация стоила куда больше, чем все золото «Нантесвилля».

Второй кораблик был похож на первый до последней мелочи. Наверное, это были близнецы.

Я добрался до берега, спрятал свой акваланг выше полосы, до которой поднималась вода во время прилива, и направился в сторону ангара, стараясь идти так, чтобы все время находиться в его тени. В ангаре оказалось полно всякого рода орудий пыток, но они должны были наводить ужас на акул и были вполне безобидны для человека. В углу в огромном тазу лежали неубранные внутренности нескольких акул, издававшие такой характерный запах, что подделать его ни один конспиратор не согласился бы, даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Я быстро вышел.

Первый дом обманул мои ожидания. Посветив фонарем через раму окна – стекол, судя по всему, давно не было, – я увидел комнату, оставленную жителями как минимум лет пятьдесят назад. Второй дом был так же пуст. Ловцы акул жили в третьем, самом дальнем от ангара доме. Очевидно, их обоняние еще не атрофировалось. Хотя я на их месте жил бы по той же причине в палатке на другой стороне острова.

Я осторожно открыл хорошо смазанные двери, вошел внутрь и зажег фонарик. В прихожей был оборудован склад, и обитавшие в этом доме в незапамятные времена прабабушки наверняка не одобрили бы ассортимент представленных на его полках товаров. Зато в прадедушках теперешние жители нашли бы горячих союзников. Целый стеллаж был заставлен ящиками, среди которых виднелось несколько десятков упаковок пива и дюжина картонных коробок с виски. Уильямс сказал, что это австралийские рыбаки. Мне всегда говорили, что австралийцы – люди с крепким организмом и чистой совестью. Что касается организма – я начинал убеждаться в правильности этого утверждения. А чистая совесть… Будем надеяться, что и здесь народная мудрость не лжет. Во всяком случае мне очень бы этого хотелось.

Протиснувшись между разрозненными деталями мебельного гарнитура, который вряд ли был изготовлен кем-нибудь из великих столяров и даже вряд ли вообще был гарнитуром, я открыл внутренние двери. Там был небольшой коридор, две двери с правой стороны и три с левой. Я рассудил, что начальник вряд ли демократичен настолько, чтобы выбрать себе самую маленькую комнатку. Скорее, наоборот. Значит, он, должно быть, спит за первой дверью направо.

Я вошел. Комната удивила меня комфортом и даже некоторой изысканностью. Прекрасные ковры, тяжелые портьеры, два мягких кресла, старинный дубовый шкаф, стеллажи с книгами, большая деревянная кровать, над кроватью люстра оригинальной формы. «Ничего себе неотесанные австралийцы», – подумал я. Увидев эту комнату, многие из моих лондонских знакомых, не задумываясь, согласились бы переехать на этот безлюдный остров. Предварительно позаботившись о достаточном запасе фильтров для противогазов.

Я нажал на выключатель у двери, и люстра осветила комнату. На огромной двуспальной кровати спал мужчина. Один. Но вряд ли среднестатистическая супружеская пара занимает на своем совместном ложе хотя бы третью часть места, которое необходимо было ему. Мне всегда трудно определить рост лежащего человека. Но этот, как мне показалось, не смог бы выпрямиться во весь рост в комнате с высотой потолка метр девяносто два, не разбив при этом головы. Повернутое в мою сторону лицо было почти все закрыто: в верхней части – шевелюрой, в нижней – самой буйной и нечесаной бородой, какую только мне когда-либо приходилось видеть. Человек спал как убитый, но дышал при этом, будто трое живых.